Ричард Пратер - Распятая плоть [= Кинжал из плоти, Плоть как кинжал]
— Очень просто, — сказала она на редкость скучным голосом. — Вы засыпали Глэдис вопросами о папе и этой самой вечеринке. Потом проделали то же самое со мной. Потом этот попугай у папы на плече. Таким образом, я не сомневаюсь, что вы возьметесь расспрашивать одного за другим всех, кто был у нас в тот самый вечер, — а вдруг я солгала, или Глэдис, или еще кто? Что, разве не так? Вы ведь детектив!
— Ну…
— Конечно, я угадала! Хотите, скажу что-то смешное?
— Ну… — опять промычал я.
— Когда доберетесь до Питера Солта, скажите, что вы тоже художник. Может, тогда он снизойдет до того, чтобы показать вам свои картины. — Она ткнула пальчиком в исписанный листок:
— Вот, получайте! Имена и адреса всех, кто у нас был.
— Эти картины, — осторожно спросил я, — они что, очень хороши?
— Неподражаемы! — кивнула Энн. — Видите ли, Питер любит нагую натуру.
— Нагую натуру?! — Я повеселел. — Какое совпадение, я тоже, — с энтузиазмом согласился я. — Видишь ли, в свободное время я тоже балуюсь тем, что малюю холсты.
— И еще кое-что. — Она прикончила свой бокал.
— Да-да, понимаю. Мне надо увидеть этого гипнотизера.
— Конечно, Марк. — Вдруг она склонилась ко мне с самым серьезным видом и прошептала:
— И закажите мне еще что-нибудь. Я не хочу, чтобы вы ушли. Ну, пожалуйста! — В голосе ее звучали умоляющие нотки.
— В чем дело, крошка? Ты же знаешь, у меня дел по горло. Да и не сидеть же нам в этом баре до утра, в самом деле? — Я состроил забавную гримасу и улыбнулся ей. — По крайней мере, не здесь. Славное местечко! Никогда не думал, что попаду сюда.
Но Энн даже не улыбнулась в ответ. Вместо этого она с грустью произнесла:
— А по-моему, здесь просто сказочно. Мне тут так хорошо — как дома!
— Тебе?! Но ведь ты не…
— Нет-нет, — торопливо перебила она. Потом, поколебавшись, придвинулась ко мне поближе. Ее горячее бедро скользнуло по моей ноге. Я заметил, как ее ладошки снова сжались в кулачки, и она без улыбки взглянула мне в глаза. Еще до того, как Энн открыла рот, я мгновенно догадался, что услышу сейчас что-то о ней самой, причем именно то, что меньше всего хотел бы услышать.
Но вместо этого Энн опять с какой-то жадной настойчивостью уставилась на мои губы и забормотала:
— Меня от них тошнит. Поэтому-то я и убегаю сюда. Видите того человека в кабинке напротив?
Оглядываться не было нужды. Я и без того уже приметил, что официант трижды просеменил к его столику с новыми порциями выпивки, пока мы с Энн выпили лишь по одной. Я молча кивнул.
— Он гомик, Марк, и ему это не по, душе. — Энн склонилась ко мне:
— Может быть, чувство вины, не знаю. Да и кроме всего прочего, он страшно пьет. Типичный алкоголик. Пока не выпьет первую рюмку, все еще ничего. А потом — пошло-поехало. Остановиться он не может. Точь-в-точь — я. Мы с ним похожи, Марк.
Я покосился на нее, все еще не веря собственным ушам. Слабым движением руки Энн дала мне понять, что она имела в виду, говоря это. Когда она вновь прильнула ко мне, я окончательно прозрел. Трепетание ее тела сказало мне о многом.
— Только я теряю голову не от вина, Марк. Это все вы виноваты.
Мне в который раз пришлось напомнить себе, что передо мной — совсем юная девушка. Но была в ее голосе какая-то странная безысходность, от которой меня просто пот прошиб. К тому же горячее юное тело, вплотную прижатое ко мне, будило во, мне ответный отклик, который скорее был бы под стать молодому оленю по весне, а не частному детективу и, так сказать, другу семьи. Она была прелестна, молода, чувственна, и я поймал себя на том, что вижу в ней скорее соблазнительную женщину, нежели маленькую, дочурку моего лучшего друга.
Я проклинал себя. Похоже, я влип, запутался в чарах женщин этой семейки. Впрочем, Энн с каждой минутой нравилась мне все больше и больше. При этом я отлично понимал, что связываться с ней мне нельзя.
Тряхнув головой, я сказал тоном доброго дядюшки:
— Ну, раз мы поговорили, Энн, давай-ка, девочка, я отвезу тебя домой.
Она пыталась было протестовать и ворчала, протискиваясь вслед за мной к выходу из кабинки. Когда мы поравнялись с дверью, истощенный юнец за роялем опустил на клавиши тонкие белые пальцы и, закатив, глаза, что-то жалобно выдохнул в микрофон.
Энн сиротливым комочком съежилась на переднем сиденье машины: глаза закрыты, руки скрещены на груди. Так она и просидела всю дорогу, пока я вез ее домой. Я искоса бросил на нее взгляд — медленная чувственная дрожь пробежала по ее телу. Глаза девушки были плотно закрыты, казалось, погрузившись в себя, она позабыла о моем существовании.
Но стоило мне припарковаться возле ее дома на Сент-Эндрюс-Плейс, она моментально придвинулась ко мне почти вплотную.
— Марк?
— Да, Энн?
— А я надеялась, что вы отвезете меня куда-нибудь еще. Я хочу сказать — не домой.
— Так ведь я же говорил, что подброшу тебя домой.
— Знаю. Но я подумала… Впрочем, ладно, какая разница… Посмотрите на меня, Марк!
Я вздрогнул, когда она почти упала на меня. Лицо ее было так близко, что у меня перед глазами оказалась тоненькая шелковистая бровь, один сверкающий кошачьей зеленью глаз, губы, изогнутые, как лук Амура. На лице застыла странная напряженная гримаса, зубы влажно блестели.
— Поцелуйте меня, Марк.
Ее рука кольцом обвилась вокруг моей шеи. Она притянула к себе мою голову, еще мгновение — и ее губы прижались к моим. Поцелуй был неожиданно нежным и невинным, и я едва не потерял голову, такими сладкими и волнующими оказались губы этой непостижимой девушки. Но вдруг все изменилось. Нас охватил жар, мы пожирали друга друга голодными, жадными поцелуями. Я прижал ее к себе и смял мягкие губы своими, пока ее язык отплясывал у меня во рту сумасшедший чувственный танец.
Наконец в голове у меня немного прояснилось, и, схватив ее за плечи, я осторожно отодвинул ее от себя.
— Погоди минуту, Энн. Так не годится.
— Ну, пожалуйста, Марк.
Я заметил, как она стиснула все еще дрожащие руки и прикусила губу. Почему-то мне бросилось в глаза, как трепетно билась на изящной шее тоненькая синяя жилка.
— Энн, мне пора. Мы не можем… Пойми, я должен увидеться с Борденом.
— Марк, скажите, неужто я совсем вам не нравлюсь? Похоже, вы даже не считаете меня хорошенькой!
Не мог же я сказать ей, что в эту минуту наслаждаюсь мягкостью ее плеч под моими ладонями. То и дело ее тело пронизывала конвульсивная дрожь, после чего словно электрический разряд пробегал по моим пальцам, отдаваясь во всем теле.
— Ну что ты говоришь?! — возразил я. — Ты прелестна, ты просто замечательная… — И тут я остановился.
Господи, ну где найти слова, чтобы эта девочка поняла наконец, что она делает со мной?!
— Тогда не будь так жесток со мной, — простонала она. — Я ведь сказала тебе, помнишь — в баре? — что я испытываю! Помоги же мне, Марк!
Ее руки сомкнулись у меня на шее, и она снова прильнула ко мне. Горячие губы прижались к моим губам, и вдруг я почувствовал ее пальцы у себя на щеке. Ладонь ее скользнула вниз и легла мне на грудь. Даже сквозь плотную ткань рубашки я ощущал острые ноготки, царапающие тело. Сердце бешено колотилось, едва не разрывая ребра.
Нежное гибкое тело извивалось у меня в руках. Вдруг она резко дернула вверх тонкий шерстяной свитер и, взяв мою руку, потянула ее к себе. Я скорее почувствовал, чем увидел, как ее пальцы теребят пуговицы моей рубашки, пробираясь внутрь. Затаив дыхание, я погладил шелковистую кожу и обхватил ладонью восхитительную чашу ее груди. Она легла мне в руку, и я чуть не задохнулся от наслаждения. Господи, какая горячая! Ее плоть жгла мне ладони. В ушах шумело, я чувствовал, как она все плотнее и плотнее вжимается в меня. Мне не хватало рук, чтобы ласкать ее грудь и в то же время чувствовать шелковистую гладкость обнаженных бедер. Наше дыхание смешалось;
От нее чуть-чуть пахло коньяком.
— Марк, — тихо прошептала она, — люби меня, люби меня, люби меня…
Мне словно сунули за шиворот пригоршню снега.
В голове вдруг прояснилось, и я отчетливо услышал голос Глэдис — она произносила те же самые слова. Ее признания сливались в одну тяжелую, липкую, горячую фразу, которая словно стекала по мне, как сейчас слова Энн. Мне почудилось, что пальцы Глэдис царапают мою рубашку, стараясь проскользнуть внутрь. Глэдис. Миссис Уэзер.
Собравшись с духом, я грубо оттолкнул от себя Энн.
— Марк! — сдавленно пискнула она.
— Отправляйся в дом.
Мой голос показался мне незнакомым. Раньше я не замечал в нем этой почти уродливой хрипотцы.
— В чем дело?! Ничего не понимаю!
— Пожалуйста, Энн, уходи!
— Ты серьезно?
— Абсолютно!
Я не знаю, как долго она смотрела на меня, пытаясь что-то прочесть в моих глазах. Потом ее рот сурово сжался. Низко опустив голову, Энн глухо спросила:
